Начнём с воробышков? - Страница 6

Перфилов её побаивался.

— Если у них останется в головах хоть что-то, уже хорошо. Вспомнят Леонардо да Винчи, я обрадуюсь, — продолжила завуч, успокаивающе постукивая тонкими пальцами по его обтянутому пиджачным твидом плечу. — Вы не переживайте, но так и есть. Это реальность.

— Вы их не любите, — сказал Перфилов.

— Почему? Люблю, — удивилась Скрепка. — Просто семнадцать лет из года в год я наблюдаю одно и тоже. Гормоны, половое созревание, пик эмоций, максимализм, нигилизм, сильные чувства к противоположному полу, отрицание жизненного опыта родителей, а вместо этого преклонение перед рок или поп-звёздами. Из года в год, Руслан Игоревич. Конечно, с вариациями. Что им история! Что им вообще школа, и мы с вами в частности! Им открылся другой мир, волнующий, яркий. Грубо говоря, наш мир. Взрослый. Но иногда, честно, зла не хватает.

— Зла всегда достаточно, — грустно сказал Перфилов.

— Я фигурально, — чуть улыбнулась завуч. — Зла не хватает, потому что я знаю, чем всё это кончится. И всегда кончается. Они становятся старше, и дурь выветривается из головы. Я думаю, они завтрашние смотрели бы на себя сегодняшних с ужасом и стыдом. Или, по крайней мере, — снисходительно.

— Они — дети, — сказал Перфилов.

— Дети — очень жестокие существа, — вздохнула Скрепка. — Поэтому не старайтесь давать им больше того, что они в состоянии переварить.

— Я попробую, — кивнул Перфилов.

Вовку он увидел лишь вечером пятницы.

Окно кухни опять было раскрыто, но мальчик и не помышлял выбраться наружу, а хмуро наблюдал за ползающими по стеклу мухами, изредка наставляя на них палец.

Солнце пятнами прорывалось сквозь листву близкой липы.

— Привет, — сказал Перфилов.

Вовка не ответил.

По его взглядом одна муха, тяжело взлетев, опустилась к его руке.

— У меня все три мухи подохли, — сказал Перфилов.

— Сейчас что ли? — буркнул Вовка.

— Нет, тогда. Как ты ушёл, так и подохли.

— А вы мне не верили.

— Думаю, это простое совпадение.

— Ага, конечно, — мальчик дунул на муху у ладони, и она с лёгкостью перевернулась на спину, поджав ножки. — Я очень разозлился тогда.

— На меня?

— На мамку и на этого… на дядю Колю, что с нами стал жить. Хотя он весёлый. Ну, иногда. Знаете, что на гитаре играют с ме… с мелиоратором?

— С медиатором, — поправил Перфилов. — А где они сейчас?

— Ушли в магазин.

Перфилов посмотрел в сторону улицы.

— Мне бы, честно, не хотелось, встречаться ни с твоей матерью, ни с дядей Колей.

Вовка впервые поднял глаза.

— Трусите?

— Трусил бы, не разговаривал бы с тобой, — строго сказал Перфилов. — Просто зачем лишний раз идти на конфликт?

— Ну и идите мимо! — обиделся мальчик.

Две мухи замертво упали с окна.

Перфилов наклонился, чтобы рассмотреть насекомых повнимательней.

— Слушай, — сказал он, — если ты моришь мух взглядом, то тебе следует быть осторожнее.

— А вам-то какое дело? — спросил Вовка, смахивая мух на кусок газеты.

Перфилов только сейчас заметил, что мёртвых насекомых там уже более десятка.

— Это не очень хорошо.

— Ага, а когда тебя бросают, это хорошо? — громко спросил мальчик. — Или когда бьют?

— Кто тебя бросил? — удивился Перфилов.

— Папка! — крикнул Вовка и потянул оконную ручку.

Окно захлопнулось.

Перфилов постоял, глядя, как Вовка пропадает в коридоре. Хорошо, мухи, подумалось ему. А если что покрупнее? Мыши, птицы? А там, глядишь…

Он вздрогнул. Боль вспухла в затылочной части черепа, гадай теперь — сама по себе или Вовкиными стараниями. Впрочем, его на этой неделе словно сговорились извести, так что удивительно, что не микроинсульт.

Стараясь не шевелить головой, Перфилов побрёл домой.

В квартире разделся до трусов, достал было рукопись своей повести, полистал, удивляясь корявости слога и бедности языка. Куда это? Сжечь только. Где тут Марго увидела перспективу?

Он повалился на не заправленный с утра диван.

Голову кружило. Может, подумалось, попросить Вовку, чтоб он попробовал и его, как своих жуков или мух? Чтобы разозлился, двинул пальчиком. Жить не хочется. Не хочется жить. Самое грустное, понял Перфилов, и менять ничего не хочется. Зачем живу?

А тут — раз! — и в рай. Или в пустоту.

На ад он всяко не заработал. Не убивал. Не воровал. С женой только развёлся.

Перфилов сморщился от ртутных переливов боли от уха к уху. Перевернулся на живот, найдя лицом подушку. Стало легче.

Возможно, он просто тоскует по чуду. Даже время есть между пятью дня и шестью вечера, а чуда нет. Чтобы выбросило тебя в другое место, где примут человека без прошлого, накормят, уложат в постель…

Больную дремоту Перфилову оборвал телефонный звонок.

К телефону на тумбочке в прихожей он подошёл только потому, что проклятый звон вошёл в резонанс с болью и не думал прекращаться.

— Алло.

— Что, Русик, не узнал? — спросила притянутая к уху трубка.

— Ты ещё, — простонал Перфилов. — Тебе-то что нужно в этот день?

— Ка-ак? — удивилась бывшая жена. — Я всё ещё считаю себя ответственной за твою жизнь. Мне кажется, что это полезный звонок.

Перфилов сел на пол.

Он не прекратил разговор, потому что знал: Марго обязательно перезвонит, и голова его точно расколется от повторного вызова.

— Я тебя слушаю, — сказал он больным голосом.

— Нет, — возразила трубка, — это я тебя слушаю. Как твои дела? Как твоя книга? Ученики — все такие же неучи? Не срывайся на них, понял? У тебя будет мигрень.