— Вы… — нешуточное возмущение Вениамина Львовича проявилось в напряжённо дрогнувших усах. — Я старше вас! Я вполне ещё могу… какого-то щенка!..
Оглядываясь на дверной проём, он принялся закатывать рукав торжественно-белого, с серыми домиками узора на груди, свитера.
— А у меня — вибрации! — прошипел Перфилов. — Не боитесь?
Он поднял длинные бледные руки к лицу, плохо копируя боксёрскую стойку.
— Дядя Руслан, — произнёс с кресла Вовка.
— Отстань! — бросил ему Перфилов, не усмотрев, как сжался от окрика, потемнел глазами мальчик.
— Мужчины! — всплеснула полотенцем, встав на пороге, Лена. — Вы из-за меня, что ли? Или из-за Маши?
— Из-за полового напряжения, — прищурился Вениамин Львович.
— Из-за негатива! — процедил Перфилов.
— Что вы праздник портите, в конце концов! — подскочив, Лена заставила драчунов опустить руки. — Хватит!
— Как скажете, — с готовностью сказал Вениамин Львович и отошёл к столу, словно ничего и не произошло.
— Павианы! — Лена посмотрела на Перфилова. — Самцы!
— Скажете тоже, — отвернулся тот.
— Ещё и при ребёнке! Ой, а где Вовка?
Перфилов обернулся. В кресле мальчика не было.
— Наверное, ушёл, — сказал Вениамин Львович, поднося к губам рюмку. — В конце концов, детское время кончилось…
— Заткнитесь уже.
Перфилов шагнул из комнаты в прихожую. Входная дверь была приоткрыта.
— Вовка! — крикнул Перфилов, выглянув на лестничную площадку.
Но мальчика там не оказалось.
— Что вы за ребёнком-то скачете? — крикнула из кухни Маша. — Тьфу! Ушёл и ушёл. Не маленький. Он вам что, сын?
— Что вы про него и про меня знаете? — гневно выдохнул Перфилов. — Сидите здесь, а там — воробьи! Вы понимаете? Воробьи!
— Какие воробьи? — спросила Лена.
— Он болен! — ухмыльнулась Маша.
— Это водка! — авторитетно заявил Вениамин Львович. — Такое бывает, когда не пьёшь, держишься, терпишь, а потом даже не сто, пятьдесят или тридцать грамм… И наповал! Предрасположенность!
Перфилов с тоской посмотрел на них, столпившихся в узкой прихожей.
— Глупые вы люди!
— Ох-хо-хо! — захохотал Вениамин Львович. — Ох-хо-хо! Наповал!
Лена прыснула смешком, а Маша согнулась, и плечи её занялись мелкой дрожью. Звук, вслед за движением плеч родившийся внутри девушки, напоминал шипение чайника на конфорке:
— Ус-с-с… сы-сы-сы…
— Как хотите, — сказал Перфилов и вышел вон.
Вениамин Львович, кажется, попытался его остановить, но вяло, без особого желания.
— Ну что вы… — сказал он.
Дальше дверь отсекла часть слова, а окончание фразы превратила в глухой бубнеж, невыразительный и малопонятный.
Перфилов поднялся на пролёт и привалился к стене, рискуя испачкаться в побелке. Твари с половым напряжением!
Он укусил себя за костяшки пальцев.
— Руслан Игоревич!
Перфилов видел, как выпустив свет из квартиры на лестничную площадку, тень Лены застыла на ступеньках, но не сделал попытки отозваться.
Безрезультатно подождав несколько секунд, тень качнулась, и свет со щелчком замка угас.
И правильно, подумалось Перфилову. Он бы всё равно испортил праздник. Вибрации, что вы хотите!
Перфилов вздохнул и побрёл к себе наверх.
Странно, но ему вдруг стали близки и понятны прорицатели и провидцы, которые не могли ничего изменить. Предупреждали, предостерегали, но знали, что им никто не поверит. Он ведь тоже стучит в души соседей, бьёт в набат. И что получает в ответ?
Вибрации!
Лаокоон, Кассандра, Сивилла Куманская, Иоанн, я с вами. Я тоже вижу! Я — в пустоте. Среди людей, но один. Словно в сетях. Вязко. Душно! Господи, как я хочу уме…
Перфилов запнулся — на последней ступеньке, рядом с дверью в его квартиру сидел, потупившись, Вовка.
— Вовка, ты что?
— Вы же хотели поговорить? — мальчик испытующе посмотрел на Перфилова. — Вы же скажете, что мне делать?
— А если бы я… — Перфилов торопливо зазвенел ключами. — То есть, ладно… Погоди, а мама твоя?
— Я соврал, что ушёл к Лёшке Новикову в приставку рубиться.
— Ясно. Проходи, — Перфилов отпер и широко раскрыл дверь. — Ты до скольки отпросился?
— До восьми.
Вовка сразу направился в комнату.
— Чай будешь? — спросил Перфилов, включив свет.
— Дядя Руслан, мы же только что пили!
— Извини.
Перфилов потоптался, потом, обогнув Вовку, стянул с кресла покрывало и накрыл им раскладной диван. И то как-то уж совсем пошло получалось.
— Садись.
— Давайте на полу, — сказал мальчик и опустился на ковёр перед телевизором.
— Давай, — согласился Перфилов, с готовностью садясь напротив.
— Вот, дядя Руслан.
Вовка бережно достал из курточного кармана мёртвого воробья.
— Я, знаешь…
Перфилов склонился к серо-коричневому комочку на детской ладони и разглядел лапку и маленький чёрный клюв.
— Что мне с ним делать? — спросил, заглядывая в глаза, Вовка. — Похоронить?
— Нет, погоди… — растерянно сказал Перфилов. — Это второе. Первое: расскажи точно, как всё произошло.
Мальчик опустил птицу на ковёр.
— Я разозлился, — сказал он хмуро.
— И всё? Ты же думал о чём-то.
— Мама меня стукнула, и я подумал… я не нарочно подумал, честное слово, что я ничего не сделал, а она…
Вовка всхлипнул, по-новому переживая обиду.
— А потом? — спросил Перфилов.
— Потом я разозлился и стал смотреть в окно. Я, когда злюсь, у меня в горле царапает. А тут очень сильно зацарапало.
— Ты на маму разозлился?