— Какая? — скривился старший лейтенант.
— Мне не сказал.
— Посиди здесь.
Синцов поднялся и вышел из квартиры. Сержант забрался на его место, покрутил стриженной головой.
— Телевизор можно включить?
— Включайте, — вздохнул Перфилов.
— Спасибо.
Сержант щёлкнул пультом, выбрал канал и уставился в экран, на котором высветилась заставка "Камеди клаба".
— Извините, — сказал Перфилов, — я думал, что сначала по вызову приезжает медицинская бригада…
— Они уже были, — отозвался полицейский. — Констатировали у трупа смерть, но забирать отказались. Если можно, я бы посмотрел выпуск.
— Да-да, — согласился Перфилов.
Странно, подумалось ему, человек умер, а сержант спокоен. Будто это в порядке вещей. Впрочем, он по службе, наверное, всякое видел. А я?
Перфилов знал Николая только с одной, совсем неприглядной стороны и неожиданно для себя обнаружил, что относится к умершему лишь как к очередной жертве в статистическом ряду из жуков, мух и воробья. Ну, прибавился человек. Следовало ожидать. Просто Вовка миновал этап собак-кошек и сразу перешёл к венцам творения.
А если бы это была Марго? Или Лена? — задал себе вопрос Перфилов. И, увы, не увидел в этом большой разницы.
Телевизор бормотал, полицейский, смешливо пофыркивая, ловил каждое слово.
— Извините, — поднялся Перфилов, — я бы сходил помыться.
— Ваше право, — сказал сержант, — только из квартиры не выходите.
— Я постараюсь.
Из комода Перфилов достал чистую футболку.
— Эй! — перегнувшись через подлокотник, остановил его полицейский у самой двери в ванную. — Я надеюсь, вы обойдётесь без глупостей?
— Какие глупости можно совершить в санузле? — спросил Перфилов.
Сержант посмотрел, не мигая.
— Например, самоубиться. Так многие делают, если с комплексом вины.
— Извините, пока не собираюсь, — язвительно произнёс Перфилов.
Но заряд желчи пропал втуне, поскольку сержант снова уткнулся в телевизор.
В ванной Перфилов почистил зубы, смочил волосы, причесался и переодел футболку. Унылое лицо в зеркале нехотя растянуло губы и тут же сомкнуло их в кривую линию.
Перфилов присел на край ванны.
Где сейчас найти Вовку? И дадут ли ему с ним поговорить? Пожалуй, ещё арестуют. Что там нашепчет старшему лейтенанту Вениамин Львович? Это ведь он и труп обнаружил, и полицию с медиками вызвал. Больше некому — соседи из третьей по площадке квартиры неделю как уехали то ли в Турцию, то ли в Таиланд.
А нашепчет он…
Ощущение безысходности, тщетности усилий, нелепости происходящего и самой жизни накатило с такой силой, что Перфилов скрючился на бортике, почти упираясь грудью в колени. Господи, ну только начнёт всё налаживаться, только в никчёмном существовании появляется какая-то цель, на тебе!
Ему неожиданно вспомнилось, как он шипел Николаю: "Сдохни!".
Сбылось. Буквально день понадобился на исполнение желания, шестерёнки мироздания сцепились и закрутились в нужную сторону.
Возможно, вовсе и не Вовка, а он… навибрировал!
Перфилов наставил на себя палец, уткнул в кожу рядом с пупком
— Сдох…
— Гражданин, — в дверь стукнули. — Что у вас тихо?
— Вы дурак? — выдавил Перфилов и торопливо, словно сержант видел сквозь дверь, убрал палец. — Может я на унитазе сижу!
— Ну, извините, если так, — полицейский, судя по голосу, смутился. — Сидите, пожалуйста. А то тихо у вас.
— Спасибо за разрешение.
В окончание разговора Перфилов спустил воду. Сержант, кажется, убрался. Нет, тут и сдохнуть не дадут. Перфилов пополоскал руки и вышел в коридор. Затем, опомнившись, для достоверности брызнул в унитаз освежителем.
— Я всё, — сказал он, появляясь в комнате.
Полицейский молча указал на диван.
— Вы тоже можете, если что, — мстительно предложил Перфилов.
Сержант издал непонятный звук. Словно поперхнулся.
— Спасибо, не хочу.
Стукнула входная дверь.
Участковый, вернувшийся с конфиденциального разговора с соседом, выглядел озадаченным.
— Лёша, постой снаружи, пожалуйста, — попросил он сержанта.
— На лестничной? — спросил тот.
— Да, можешь сходить до ларька, ты же хотел. И мне сигарет прихвати.
— Кента?
— Да, пачку.
— Я мигом!
Сержант, нахлобучив кепи, стрелой вылетел из квартиры.
— Так, — участковый, оставшись с Перфиловым наедине, потискал папку, — мне тут ваш сосед…
— Вениамин Львович?
— Да, из квартиры напротив. Он тут мне рассказал про вас.
Перфилов почувствовал, что бледнеет.
— Про вибрации?
— И про это, — кивнул Синцов. — И про то, что вы ушли с новоселья за мальчиком. И про то, что вы женщинами не интересуетесь.
— А если я ничем не интересуюсь? — спросил Перфилов.
— Тогда мне вас жаль, — сказал Синцов. — Вениамин Львович убеждён, что вы как бы ходячее воплощение несчастий, распространяете негатив. Он считает, что вы, не в прямую, конечно, но повлияли на смерть Полуяркого.
Перфилов поиграл желваками.
— И вы ему верите?
— Нет. Я верю фактам. Есть труп. Будет акт судебно-медицинской экспертизы, появится повод для каких-то выводов. Хотя ваше поведение мне не видится поведением человека, у которого за душой всё чисто.
— Мы с Вениамином Львовичем тоже чуть не подрались.
— Он сообщил. Вы же учитель истории?
— Да.
— Вы очень буйный для учителя истории.
— Это официальное обвинение? — спросил Перфилов.
Синцов усмехнулся.
— Я вот что хочу вам сказать, Руслан Игоревич. Я к вам присмотрюсь. В тихом омуте… Есть, знаете, такая прослойка в социуме — одинокие, тихие, затюканные обстоятельствами люди. Учителя, разнорабочие, дворники, продавцы, у которых нет ни особого желания, ни возможностей к самореализации в профессии и вообще в жизни. Да… И тогда они находят себе хобби. Иногда безобидные, вполне рядовые, а иногда…